Шоколад на крутом кипятке - Страница 50

Не успели Тита и Педро оглянуться, как оказались лишь в компании Джона, Ченчи и их самих. Остальные, включая работников, уже находились в том или ином, подальше от ранчо, укромном местечке, где старательно занимались свальным грехом. Наиболее консервативные — внутри своих автомобилей, кое-как припаркованных на дороге. Остальные — где смогли, повсюду: на реке, на лестнице, в корыте, на печной трубе, на прилавке аптеки, в шкафу, в купах деревьев. Потребность — мать всех выдумок и поз. В этот день было больше зачатий, нежели когда-либо в истории рода человеческого.

Со своей стороны Тита и Педро делали все возможное, чтобы не дать сорваться с цепи своему любострастию, но оно было настолько сильным, что прорвало заслон их кожи и вышло наружу жаром и своеобразным запахом. Джон почувствовал это и, не желая быть третьим лишним, простился. Тите больно было видеть, что он уходит один. Джону надо было непременно жениться тут же после того, как она отказалась быть его женой, да он не захотел.

После ухода Джона Ченча незамедлительно попросила разрешения поехать в родное селение: вот уже несколько дней, как ее муж отправился строить дом, и ей вдруг сильно захотелось повидать его.

Пожелай Педро и Тита уединиться во время медового месяца, они бы и тогда не получили столь быстро такой возможности. Первый раз в жизни они могли спокойно обладать друг другом. Долгие годы им надо было принимать меры предосторожности, чтобы их, паче чаяния, не увидели, чтобы никто ничего не мог заподозрить, чтобы Тита не забеременела, чтобы, не дай Бог, стон наслаждения не сорвался с их уст, когда они до беспамятства растворялись друг в друге. Теперь все это оставалось в прошлом.

Не тратя слов, они взялись за руки и направились в темную комнату. Прежде чем войти в нее, Педро поднял любимую, ногой медленно отворил дверь и обомлел: темная комната совершенно преобразилась. Исчезло все барахло. Одна только железная кровать царственно возвышалась в центре. Шелковая простыня и одеяло были белого цвета, точно так же, как ковер из цветов на полу и двести пятьдесят свечей, которые освещали комнату, назвать которую темной было бы теперь несправедливо. Тита пришла в волнение, представив, сколько усилий должен был приложить Педро, чтобы украсить ее столь замечательным образом, но и Педро испытал не меньшее волнение при мысли о том, что все это Тите пришлось делать втайне от него.

Чувства настолько переполняли их, что они не заметили, как в дальнем углу Нача, затеплив последнюю свечу, бесшумно растворилась в воздухе.

Педро опустил Титу на кровать и начал медленно, одну за другой, снимать с нее все части покрывавшего ее наряда. После взаимных ласк и бесконечно нежных взглядов они дали выход страсти, которую умеряли столько долгих лет.

Грохот железного изголовья о стену и горловые стоны обоих смешались с воркованием тысяч голубей, в беспорядочном бегстве поспешно покидавших ранчо. Присущее живым созданиям седьмое чувство подсказало им эту необходимость. То же самое сделали остальные животные — коровы, свиньи, куры, перепелки, ягнята и лошади.

Но Тита не знала об этом. Она так остро чувствовала приближение оргазма, что увидела закрытыми глазами сияющий туннель!

В тот же миг она вспомнила слова, сказанные однажды Джоном: «Если из-за очень сильного волнения загорятся сразу все спички, находящиеся в нас, они произведут такую сильную вспышку, что осветят даль, которую мы обычно не в силах охватить взглядом, и тогда перед нашими глазами как бы откроется сияющий туннель, который показывает нам путь, забытый нами при рождении и зовущий нас найти заново наше утраченное божественное начало. Так душа стремится заново обрести место, откуда она происходит, а для этого навсегда покинуть лишенное чувств тело…»

Тита сдерживала свои чувства. Она не хотела умирать. Она хотела пережить этот взрыв чувств еще много раз. Это было только начало.

Она сделала над собой усилие, чтобы выровнять учащенное дыхание, и только теперь услыхала шум крыльев множества голубей, покидающих ранчо. Кроме этого шума она слышала лишь биение сердец — своего и Педро. Оно было сильным. Она чувствовала удары сердца Педро кожей груди. Внезапно это биение резко оборвалось. Смертельная тишина разлилась по комнате. Ей понадобилось немного времени, чтобы понять: Педро мертв.

С его смертью умерла надежда когда-либо еще запалить ее внутренний огонь, с ним исчезли все ее запалы. Она знала, что естественное тепло, которое она в себе ощущает, мало-помалу улетучится, унося ее самое, как только у нее не останется горючего вещества для поддержания этого горения.

Вне всякого сомнения, Педро скончался от избытка чувств при входе в сияющий туннель. Она раскаялась, что не сделала того же. Теперь она никогда больше не увидит это сияние, ведь она не способна испытывать какие-либо чувства. Ей остается лишь блуждать в потемках, вечно одинокой, бесконечно одинокой. Надо было найти какое-то, пусть даже самое искусственное, средство, чтобы снова запалить огонь, могущий осветить путь возвращения к истокам и — к Педро. Но сперва надо было прогнать леденящий холод, который начал сковывать ее. Она встала и побежала за своим бесконечно длинным покрывалом, которое она вязала на протяжении стольких ночей одиночества и бессонницы, и набросила его на плечи. Им она покрыла три гектара, которые занимало ранчо. Она вынула из ящика ночного столика подаренный Джоном спичечный коробок. Ее организму был крайне необходим фосфор. И она стала поедать спичку за спичкой, пока не опустошила весь коробок. Пережевывая спичку, она крепко зажмуривала глаза и пыталась вызвать в памяти самые волнующие моменты ее встреч с Педро. Первый его взгляд, первое прикосновение, первый букет роз, первый поцелуй, первая ласка, первое соединение тел. И она добилась своего. Когда спичка, которую она пережевывала, соприкасалась с сияющим воспоминанием, спичка тут же загоралась. Мало-помалу зрение ее прояснилось, и вскоре появился туннель. У его входа она увидела сияющую фигуру Педро — он ждал ее! Тита отбросила все сомнения. Она пошла к нему, и они сплавились в одном долгом объятии, вновь испытав сладострастное любовное потрясение. Рука об руку отправились они к потерянному раю. И никогда больше не разлучались.